|
[float=left][/float]От администрации: Добра тебе, прекрасный в своей лени остров, что решил встретить первые летние дни под лозунгом: "надо как следует наотдыхаться перед отдыхом", и предвкушая бурю нервных эмоций доброй половины Манхэттена, скажу: а вам, сдающие экзамены и дипломные работы, толику удачи во всех делах. Поверьте, работающие вашим проблемам завидуют, поэтому наслаждайтесь по-максимуму студенческой жизнью даже в эти сумасшедшие дни. На острове же можно быть кем угодно, мне вот, к примеру, греет душу, жаль, что не карман, но бытие миллионером. Итак, что кроме осуществление стандартных "мечт" может дать Манхэттен? Угадать в тотализаторе очередных обладателей лотов, их, на сей раз, не так много, поэтому шанс попасть пальцем куда надо и получить плюшку высок. Признаться в любви или ненависти к работе за награду можно сами знаете где, я это место зову просто "дороги". Получить выпавшую в лотерее графику участникам субботника выпадет на этой неделе, как всем ознакомиться со стандартным летним списком на удаление. Заканчивается прием работ в музыкальный конкурс, поторопитесь те, кто пишет посты. Флешмоб писем пал жертвой майской нехватки времени, но если у кого есть идеи и желание, сделайте амс приятно и выложите работы. Конкурс пар вышел на финишную прямую, желаю всей счастливой семерке добраться до финала и достойно, как и прежде, справиться с последними заданиями. На Манхэттене отныне действует новое радио, о жителях острова в реалиях самого острова, "атмосферности" много не бывает. Почитать и послушать первый выпуск можно в разделе "Manhattan news", пусть это радио минует судьба его предшественников, а если у вас есть идеи или просто приветы от лица вашего героя, вы можете присылать их на профиль Папарацци. Грядет великий месяц кино, вы все готовы встречать его активностью и постами? И самое время перейти к герою этой неделе - Томасу, но для меня всегда Жоне и сыночке, понял, да, какой я неудачник? Мне мало того, что отвечать на эту простынь с задранной планкой прекрасного, так еще и писать речь. Улала, а ведь столько уже сказано за эти годы, невозможно не повториться.
Томас и ежедневные радости работы копом «Утром» Тома тошнит – в первую очередь от себя и собственного отражения в зеркале. Разрисованный блядской красной помадой клоун, он силится вспомнить детали ночи. Одна из близняшек, засыпая ближе к рассвету, шептала, что устала и собирается умереть. Эллрой, падая рядом, просил, чтобы они разбудили его в девять. Итогом: четыре пропущенных с работы, полдень. Ты все проспал, уебок. Том облизывает губу – у остатков помады химический мерзкий вкус. - Какая же это дрянь, - какая же ты дрянь, Эллрой. В душе его выворачивает два раза. Мутит от всего: от запаха бабского геля, от холодной воды, от горячей воды, ну и снова – от себя. Глядя на то, как в сток уползает желтая жижа, Том думает о древней теории равновесия жидкостей в организме. Думать – больно. Баланс нарушен. Хэйтерс гонна хэйт. Комната кислотно-розовая, как кошмар эпилептика. Девочки мирно спят, разбросав конечности по измазанной разного рода биологическими жидкостями постели: кровь (кровь?), смазка, сперма, подушки в слюне. Лучше бы это была традиционная шлюха под кокаиновой присыпкой, а не малолетки с ближайшего рейва. Эллрой поднимает им руки, номер удается с трудом – тело орет от любых положений, кроме покоя, и давит в себе очередной порыв поблевать. Локти чистые, внутренняя сторона бедра, стопы – стандартные места уколов, ну, хорошо хоть, что не героинщицы. Сколько им лет? Вечером они выглядели взрослее, теперь же – совсем дети. Будешь молиться, чтобы хотя бы шестнадцать? Впрочем, дети нынче быстро растут, и несовершеннолетними давалками в их вечно забитых камерах Тома уже не удивишь. Может, поговорить с их родителями? Заебись стэнд-ап будет, просто хит: здрасьте, я тут вчера с вашими дочурками ебался под кислотой, займитесь наконец их воспитанием. Смеяться нет сил. Только растолкать одну, ту, что вчера обещала умереть, или не ту, хрен разберешь, они вообще идентичные – попросить закрыть за ним дверь. - Отстань… - хрипит и ведет рукой, прижимается голым телом к своей сестре. Радуга крашеных волос – голова гудит от обилия цветов еще больше. Такой сраный скиттлз на подушке, а вчера, когда они дрались за его хер – было смешно. Мобильник вибрирует пятым – уже от начальника, смс-ка, лаконичная и матерная, эз южуалли: ему пиздец. Том думает о том, как на солнечной улице будут визжать от боли глаза и лопаться сосуды от нью-йорского шума, как шеф будет лаять и дубасить огромными кулаками по столу, и ему хочется обратно, к близняшкам, чьих имен он даже не помнит, а может, просто не спрашивал, забиться в их тела до ночи, укрыться ими, выспаться, в конце-то концов… Идея быть обнаруженным вернувшимися из гостей родителями уже не кажется такой страшной. - Кто-нибудь может зайти, - просит Эллрой. - Она захло… ся… ммм… - бормочет одна себе под нос и морщится: проснулась. Наверное, когда тебя провожает прекрасное обнаженное создание, сошедшее со страниц детских сказок про фей, нужно радоваться. Но Том зол и раздражен, накручивает сам себя: спешащий по делам клерк замахивается на него своим портфелем в неравной битве за такси, и проигрывает, оставшись со свернутой переносицей. В салоне Эллрой орет на таксиста, чтобы тот вырубил свою чертову балалайку-радио – оружие массового поражения. В департаменте грубо распихивает пол лифта, обдавая коллег непередаваемым похмельным амбре, слыша в спину традиционные комплименты: совсем ахуел, наркоман ебаный. На этаже долбит кулаком по двери начальства, стараясь не замечать осуждающих взглядов в спину. - Блять, открыто! Ты бы еще с ноги вошел! – орет шеф, похожий на старого льва. А весь отдел – его смертоносный прайд. Львицы, пасущие стадо неразумных антилоп. Хищники. – Где ты, мать твою, шлялся? Эллрой не считает нужным объяснять: в конце концов, его цветущий вид говорит сам за себя. Но он знает, насколько ценный кадр собой представляет: в первую очередь тем, что его не жалко. - …у нариков брачный период, а у меня, блять, пол отдела на шлюхах отмокают!.. Том заторможено кивает в такт словам мозгоеба и мутными глазами сверлит пол, но фраз не понимает: тот вроде бы строит осмысленные предложения, но подсознание уводит Эллроя в сферы «щас сдохну», а сознание – «я никогда больше не буду так упарываться». Но как только наступает вечер… Водка, кокаин, амфетамин. Отточенный коктейль для убийства каких-либо воспоминаний о том, что утром будет хуево. Когда каждый раз ему кажется, что еще чуть-чуть – и крышу, наконец, сорвет, и его засосет в космос. Размозжит на атомы, разотрет по ткани мироздания, покажет Большой Взрыв – и начало, и конец, и – если добавить пару разноцветных колес – что мы не одиноки во Вселенной. «Филип, как вам удалось придумать столько крутых сюжетов?» «Хуй знает, я просто жрал мет.» - Как же вы меня все заебали, честное слово. Стоять! Я не разрешал садиться! – шеф замолкает, чтобы закурить. Комната шатается, а от запаха сигарет по позвоночнику ползет стая мурашек, вылезает на лбу тоншнотворной испариной. Том сглатывает подкатывающий к горлу ком. Краткая сводка с поля боя: болят почки, ноет печень, сводит желудок, про голову вообще лучше не стоит заикаться. Жить будет, но не очень-то хочет. - …с того стрелкового конкурса. Ты проебал свои десять штук… Тому хочется домой и умереть. Хочется, чтобы на этот конкретный кабинет свалилась мини-атомная бомба… А впрочем, нет, заряд побольше – чтобы уничтожил все к чертовой матери. И дилеров, и наркобаронов, и химиков, и кокаиновые лаборатории, и алкогольные заводы, и людей, которые слишком много шумят, и… - …о квартальной премии тоже можешь забыть… Такой странный контраст с ночью. Когда хотелось делать безумства. Прыгнуть с крыши. Стать рок-звездой. Сдохнуть молодым – а вот на это все шансы. Хотелось покинуть эту телесную оболочку и носиться над атмосферой, смеясь над убогими людишками. Падать горячим белым снегом на их кожу. Выливаться из расширенных зрачков. Растворяться в воде. Счастье для всех даром, и пусть никто!... - Свободен. Эллрой плетется до своего закутка в трансе, который нормальные люди привыкли называть «чувак ваще неадекват». Тонкую стеклянную переборку, служившую стеной, недавно заменили деревом – по всему отделу. Шеф говорил что-то важное, Том как всегда влез со своим сортирным юмором: наконец-то можно нормально подрочить! С учетом своеобразной обстановки в отделе, шутку принял даже их старый лев, который, по словам старожилов, в молодости был и сам не прочь вынюхать с утреца дорожку для бодрости. - Ты не сдох, – с грустью отмечает коллега по «кабинету» - кубинец Гальярдо, наркоман еще похлеще самого Эллроя. У того, видимо, гены или внушительный опыт приема внутрь: черные круги под глазами – единственный признак веселых выходных. - Я не отдам тебе место в углу, - хрипит Том, сваливаясь на стул. Закрывает голову руками, отворачивается от окна, жмурясь. – Прикрой эту срань, будь зайкой. - Я почти сорганизовал пари, - сворачивая ручку жалюзи, говорит Гальярдо. - И сколько нынче стоит жизнь детектива наркоотдела? - С утра был полтинник, но потом пришло распоряжение сверху, - Торрес чиркает зажигалкой, Том еле слышно стонет от запаха. – Поэтому десятка. - Какое распоряжение? - Доброе утро, страна. Нам премию скосили. Худший отдел года – звучит гордо. - Ааа… Впрочем, Гальярдо не выглядит расстроенным. Он главный дилер отдела и департамента в целом. Спрос на его товар в любых условиях останется огромным. Примерно на это и рассчитывает коллега, тыкая сигаретой в Тома. - Ты, я вижу, совсем раскис… - очевидный крючок. Эллрой клюет на него моментально, как мышь, готовая жать на кнопку «удовольствие», пока не умрет от голода. – Двадцать пять. Скидка в честь тяжелого дня понедельника и сэндвич с анчоусом в подарок. - Ненавижу анчоусы. Обоюдный переброс: в сторону Тома летит пакетик с тремя таблетками, Торрес ловит мятые купюры. - Мне больше достанется, - доставая из-под стола пакет с обедом, хмыкает Гальярдо. - Есть чем запить? - Эти надо рассасывать. - Спасибо. Эволюция тебя не забудет. - Но и не простит. Дверь распахивается как раз ровно для того, чтобы обличить полицейского в… - От головы, - отмахивается Эллрой, закидывая колеса в рот. Шеф понимающе кивает, но через секунду выражение его лица меняется. - Корнуэллу нужна помощь. Он надыбал по наводке лабу, но слишком стар для всего этого дерьма. Даю тебе полчаса, иначе поедешь на метро, а не на служебном транспорте. - Шеф, вы получали жетон в академии равных возможностей? – катая на языке таблетки, спрашивает Том. - Уже можешь огрызаться? Значит, приходишь в себя. Десять минут, - и уходит, нарочито громко хлопнув дверью. - Боль и тьма – вот наш удел со времен грехопадения. - В этом сезоне особенно модны вечные ценности, - закидывая ноги на стол, улыбается Торрес.
Когда патологии много, ее можно назвать нормой. Пожалуй, стоило озаботиться статистикой скатившихся на дно легавых из наркоотдела, но Эллроя занимает только лаборатория. Это значит, что на экспертизу можно будет забрать немного больше, чем того требуют химики – жизнь, кажется, налаживается, и состояние тоже. Не хватало только здорового восьмичасового сна, но наваждения бродили в дыму, обходя его десятой дорогой. - Да объезжай ты уже этого уебка, - советует качку из патруля. Личный водитель личному водитель рознь, и когда ты не в состоянии сконцентрироваться на ситуации на дорогах, не стоит выебываться, но тащиться улиточной скоростью по пробкам так настоебало, что метро уже не кажется таким уж плохим вариантом. Качок мечет бисер про правила и прочую хуйню, о которой нормальные патрульные забывают примерно через полгода работы на улице, а легавые из отделов вообще игнорируют в силу профессиональной вседозволенности. Том как раз хочет объяснить ему эту простую истину, и напомнить про мигалку, открывающую им все дороги – в том числе и пешеходные – но замечает на улице нечто странное, выпадающее из общепринятой картины. Вроде люди, вроде торопятся, но… - Эй, куда вы? Том не слышит и под клаксоны медленно двигающегося правого ряда пересекает дорогу. Объектом, режущим глаз, оказывается мальчик на вид лет восьми. Как собачонка богача – ухоженная и с ошейником, но почему-то не пристегнутая к ограде, да и магазинов с кафешками в доступной видимости нет. - Привет, - говорит Эллрой, натягивая улыбку, больше похожую на судорогу. Поц молчит, как партизан, может, вышел погулять у дома, может, за молоком послали, но… Вид у него определенно потерянный. - Не бойся, я из полиции, - садится на корточки и светит в табло жетоном, по привычке быстро, резко, тут же убирая. - Покажите еще раз, я не разглядел, - отзывается мальчуган. У Тома ломается система – обычно людям хватает ошметка воспоминания о чем-то вроде бы как похожем на полицейский жетон. - Где твои родители? – во второй раз вынимая из внутреннего кармана пиджака кожаную обложку, спрашивает Эллрой. - Папа на работе, мама дома, - говорит парень, внимательно разглядывая документы. - Детектив! – кричит из машины качок. – Нужно ехать, мы перекрываем движение! - Езжай, я догоню! – все равно на ближайшем перекрестке он снова намертво встанет. - Но… - Поехал, я сказал! – орет Эллрой. – А где твой дом? – обращается к мальчику, пытаясь придать лицу более человеческое выражение. - Там, - парень неопределенно машет рукой, и Том поворачивает голову в сторону движения. Там – в перспективе – порт и промзона, заныканная лаборатория и ожидающий его Корнуэлл. Не лучшее место для уютного гнездышка. - Там? - Ага. - А ты почему здесь? - Гуляю, - Эллрой силится вспомнить какие-то законы, не касающиеся наркотиков. С детьми получается еще хуже, чем с ПДД. - Один? - Да. - Родители знают, что ты здесь гуляешь? - Конечно, - такая рассудительность в глазах, кто бы Тому столько отвалил? - И если я им позвоню… - По какому праву вы меня допрашиваете? – перекрестный допрос? Нет, вопросы здесь должен задавать коп, но у Эллроя как-то даже челюсть немного отвисает от таких познаний. – Это не ваш отдел, здесь написано: по борьбе с наркотиками и… А что такое проституция? - Это тебе мама расскажет, после того, как объяснит мне, почему ее сын разгуливает в одиночестве… - Детектив, у вас все в порядке? – сбоку подлетает качок. Внимательно осматривает ребенка, у Тома система за день ломается во второй раз: какими силами он умудрился парконуться? - В полном, - отвечает Эллрой, поднимаясь. – Вот этот парень, - кивает на качка. – Из патрульной службы. И ты – его отдел. И по закону он имеет право забрать тебя в отделение полиции. - По какому закону? - Запрещающему оставлять детей в положении, представляющем опасность для их жизни и здоровья, - подсказывает качок, выпрямляясь в позу «я готов со всем разобраться», но Эллрой уже вошел в раж. - Спасибо, Остин. Слышал? - Я уже не ребенок, - заявляет пацан, и система ломается в третий раз. - Тогда покажи документы, - по-взрослому так по-взрослому. – Ты вызываешь у этого парня подозрения, - снова кивает на качка, несколько озадаченного этой нелепой перепалкой. - Вы тоже вызываете у меня подозрения. И ничто здесь не представляет для меня опасность, - царским взглядом окидывает улицу. – Кроме, может быть, вас двоих. - Так… - взрывается Эллрой. - Детектив, я разбе… - пытается качок. - Нет, заткнись. А ты быстро говори номер телефона кого-нибудь из родителей. И поц говорит. Том быстро клацает пальцами по сенсорному экрану, и, не отрывая глаз от малолетнего хамла, приставляет трубку к уху. - Да-да, - отвечает мужчина. - Добрый ээ… день, мистер… Как тебя зовут? – шепотом. - Люк. - Фамилия, - сквозь зубы. - …Эээ…Шампань. - Мистер Шампань, - Том выгибает бровь: ебани очи, серьезно?! Люк Шампань? Ну и имечко… - Вас беспокоит полиция. Дело в том, что вашего сына… - Че?! Какой сын? Какая полиция?! Идите нахер и не звоните больше сюда! – нет, выговор явно не богемный: типичный южный диалект. Эллрой нажимает на красную кнопку и не менее красными от гнева глазами смотрит на ахуевшего вконец ребенка: ребенок стоит и лыбится гаденько. - Значит так, - отодвигая от себя патрульного, фатально приближается к пацану Том. – Не ребенок он… Хочешь по-взрослому, будет тебе по-взрослому. Поехали. - Куда?! – наверное, не стоит хватать ребенка, как прошаренный киднеппер посреди улицы, да еще и на глазах у патрульного. Но Эллрой – как и многие из наркоодела – привыкли сначала делать, а потом думать. - В отделение. - Детектив… - Пшел нах! Куда тачку поставил? - Туда, - озадаченно машет качок. – Я могу… - Нет, не можешь.
- Я знаю, - только-только успокоившись, говорит Тому Люк Шампань – блять, с таким именем и он бы ушел на веки вечные гулять из дома, никого не предупредив. – Я все понял. Вы похищаете детей и продаете их потом на органы, - р – рационализм. Честно говоря, если бы до Тома в таком йуном возрасте дошло примерно это, он бы уже улепетывал через форточку, отчаянно вопя на всю улицу о том, что его насилуют или что-то в этом роде. - Спасибо за идею, - в самоубийственной манере объезжая огородами пробку, ухмыляется Эллрой. – Но я обычно спасаю детей от этих людей за нищенскую зарплату. Тебе мой жетон и кортеж патруля ни о чем вообще не говорит? - А нищенская – это сколько? – вот, и голос уже дрогнул. Ура легавым! - Я могу дать вам… - и достает из кармана смятые купюры, блять, Том чуть человека не переезжает от таких сумм. - Е-мое! – орет Эллрой, отпихивая детскую ручонку от себя подальше. Ребенок ему взятки дает – что, блять, происходит с этим миром? - Мало? - Убери это, пока я тебя не арестовал! - Выпустите меня из машины, - просит Люк Шампань. - Скажи мне адрес, и я отвезу тебя домой. - Чтобы вы потом нас ограбили? Нет. - Мы не грабим, а ловим тех, кто… - Полиция сотрудничает с грабителями. - Фильмов насмотрелся? – а вот и родной департамент. – На выход. - Это всем известно. Меня посадят в тюрьму? – скорее интересуется, нежели боится мальчик с уебищным именем. - Сразу казнят, - шутит Том, и понимает, что немного перешел границы профессиональной компетентности или как там эта дрянь называется. – В смысле, нет… - говорит немного побелевшему ребенку, останавливаясь у входа в департамент. Присаживается на корточки, берет доверительный тон. – Понимаешь, дети не должны одни ходить по улицам. Если ты потерялся или сбежал из дома, тебя там обижают, – сколько знакомых из детдома пролетают перед глазами… - Просто скажи, и я… - Я не… Мимо проносится какой-то ураган: мужик тащит на руках упирающегося ребенка, сбивает с дороги Тома и Люка Шампаня, еще парочку то ли свидетелей, то ли пострадавших, просит быстро и рвано прощения и скрывается в кулуарах управления полиции Нью-Йорка. - Что это бы… - Эллрой хлопает глазами. Рассудительный Люк удивленно заглядывает в бронированные двери. У Тома вертится что-то в мозгу. Тянет туда. Дверь снова распахивается, из нее пулей вылетает ребенок, с криками в стиле «Нопасаран!» уносится в сторону дороги, и инстинкты срабатывают моментально: Эллрой срывается с места, напрочь забыв про своего пацана, но тот же мужик фатально нагоняет и его, и Тома, и вдвоем они в прыжке настигают несчастное дитё. Ебать, ну и денек. Best of you
|
|
[float=left][/float]От соигрока: Ты помнишь, как все начиналось? (с) Уверен, что больше моего, не от того, что тебе эти воспоминания важнее, просто твоя память много лучше моей, это для меня отдельный пункт для завидуль. И знаешь, благодаря таким людям, как ты, я могу смело сказать, что не правы утверждающие: "нет белой зависти, зависть есть зависть.." и прочие психологические разглагольствования, они не имеют с реальной жизнью связи. Им на жизненном пути не встречались те люди, которыми можно восхищаться (давай сморщись там, не разочаровывай мать в ожиданиях) и при этом желать себе подобного, без подоплеки: "я заслужил этого больше". Такая глупая ерунда, ведь ты - это.. ТЫ. Задумавшись, не скажу, что о тебе за кадром знаю что-то, хотя может быть и есть возможность собрать крупицы, но ты настолько разделяешь мои взгляды на интернетную жизнь, что я фанатею от нашего общения, уважая его настолько, что взамен не говорю ничего о себе, кроме общих фраз, уважая наше.. это не родство, это.. ай я не люблю ярлыки, и не догадываюсь, что обо мне до тебя могло дойти от наших общих друзей и нет, мне даже это абсолютно не интересно. Мы можем пропадать на месяцы и возобновлять прерванный разговор или непринужденно перескакивать на что-то новое. Ты - имя в моих контактах, от которого мне тепло и радостно, пусть я могу неделями не стучать в твое окошко. Я - чертов эгоист, мне достаточно уверенности, что ты у меня есть. Не так давно ты сказал, ради смеха: "ходит такой Каррера по форумам и собирает лучшее" и был настолько прав, что я и без того редчайше где-то гуляющий, застыдился и решил вообще никуда не ходить, потому что ярчайший пример перед глазами. В свое оправдание могу сказать только то, что ты зацепил меня тогда парой флудовых фраз. Ни о какой твоей ролевой "крутизне" не догадываясь, анкету я читал позже, пусть и видел момент выкладки, и нашел бы я тогда что-то особое в анкете или первых твоих постах для кого-то?.. Сомневаюсь. Есть чувство "своего" человека от общения, спасибо ему, оно меня редко подводит, и наши тогда разговоры до рассвета только подтверждают правило. Надо же, было время, когда мы флудили, вот это точно с ума сойти, да? Как и то, что я, безумно любящий любовные эмоции во всех их проявлениях и всегда строящий отношения с соигроками от зарождения чувств до жгучей ненависти, искал в тебе всегда иное, при этом обожая каждую строчку наших игр. Ты знаешь, что за ролевую практику (а она уже обширна, это мы знакомились, когда только все раскручивалось), ты у меня такой один? Уникальный во всем, как звучит, а? А? Как и первый сыночка, любовь к которому действительно материнская, не зря я не твой папаша, а твой мать, раз прощаю столько раз, как ты меня опрокидываешь, от первой смерти (ты вообще помнишь, что я так и не дождался, пока ты меня грохнешь, коварный ты человек?) до кучи повисших сюжетов. И пусть на мне тоже есть сей грех, как и желание однажды воскресить потерянное. И братьев, и соседей, и много другого, так и оставшегося задумками, зато какими, их обсуждать - отдельный кайф, пусть только начиная, уже осознаешь, что не сбудется. Но остановиться невозможно, как и понять, к чему придем в процессе. Люблю слушать твои планы на игру, рассказывать о своих. Трепетно люблю твои плейлисты и списки рекомендуемой литературы. Вообще, я с тобой ради этого. Мог бы быть, но спасибо жизни, счастье нашего знакомство шире. Жоня - ты ведьма, никогда не прекращай писать, не смей. Как и в два наших живых сейчас альта. Меня штормит от этих идей от начальных брошенных фраз. До сих пор штырит и от поста, я ж тебе сразу сказал, что лучше никому не удастся написать на неделе, и был настолько прав, насколько ленился даже думать о "речи", терпеть не могу их писать, знаешь ли. От того набираю в заметки просто то, что идет в голову, перескакивая во времени и мыслях. Говоря конкретно о лучшем посте этой недели, манхэттеновцы могут насладиться его началом - копом во всей неприглядной красе профессии, переданном тобой так живо, что мне в очередной раз остается фанатеть от твоего кругозора и разнообразного слога. Только этим полон каждый твой пост, ты настолько стабилен в выдаче шикарностей, что это уже правило. И ты знаешь, что меня купило до криков восторга в асе, насколько живо ты уловил моего героя в детстве. Я "верю" каждой строчке и жесту, уверен, мало для кого ролевые герои значат так много, как для меня Каррера, и мало кто настолько продумывал каждый год жизни и становление личности, а ты подарил мне взгляд со стороны и изнутри одновременно. Это химия восторга, пусть мне и невдомек, почему ты хотел сыграть именно с этим героем, он во многом поверхностен и действует под велением случая. Спасибо за эти эмоции, от которых меня нереально прет, спасибо за то, что в завале реала, я продумываю ответы в наши игры и мечтаю просто не облажаться. Это драйв, от которого колбасит, а еще колбасит от холода, май выдался просто замечательным, пойду я за горячим чаем, а тебе такой же температуры обнимашки, сына. Надеюсь, лето нам подарит ночи болтовни. Мне этого не хватает. И мне хочется верить, что ты никогда в этом не сомневаешься. |